Особенности французской буржуазной революции XVIII в.: предпосылки, движущие силы, основные политические течения, результаты и историческое значение. Н.А

Великая французская революция была порождена острейши­ми противоречиями между различными слоями французского общества. Так, накануне революции промышленники, торговцы, купцы, входившие в так называемое «третье сословие», платили значительные налоги в королевскую казну, хотя их торговлю сковывало множество правительственных ограничений.

Внутрен­ний рынок был крайне узок, поскольку обнищавшее крестьянство почти не покупало промышленных товаров. Из 26 млн. французов лишь 270 тыс. составляли привилегированные- 140 тыс. дворян и 130 тыс. священников, которые владели 3/5 пахотной земли и поч­ти не платили налогов. Основное бремя налогообложения несли крестьяне, находившиеся по уровню жизни за чертой бедности. Неизбежность революции была также предопределена тем, что абсолютизм во Франции не отвечал общенациональным инте­ресам, отстаивая средневековые сословные привилегии: исклю­чительные права дворянства на землю, цеховой строй, королев­ские торговые монополии.

В 1788 г., накануне революции, Франция вступила в глубо­кий экономический кризис. Финансовый и торгово-промышленный кризис, банкротство государственной казны, разоренной расточительными тратами двора Людовика XVI, неурожай, следствием чего стала дороговизна продуктов питания - усугубили крестьянские вол­нения. В этих условиях правительство Людовика XVI вынуж­дено было созвать 5 мая 1789 г. Генеральные штаты, которые не собирались уже 175 лет (с 1614 по 1789 гг.). Король рассчитывал на помощь сословий в преодолении финансовых трудностей. Ге­неральные штаты состояли, как и ранее, из трех сословий: духо­венства, дворянства и «третьего сословия». Депутаты «третьего сословия» потребовали отмены старого порядка голосования раздельно по палатам и введения голосования простым большинством. Правительство не согласилось с этим и попыталось разогнать Учредительное собрание (в июне Генеральные Штаты были переименованы их депутатами). Народ Парижа поддержал Собрание и 14 июля 1789 г. взял штурмом королевскую крепость-тюрьму Бастилию.

Великую французскую революцию возглавил класс буржуазии. Но задачи, стоявшие перед этой революцией, смогли быть выполнены лишь благодаря тому, что ее главной движущей силой были народные массы - крестьянство и городское плебейство. Французская революция являлась народной революцией, и в этом заключалась ее сила. Активное, решающее участие народных масс придало революции ту широту и размах, которыми она отличалась от. других буржуазных революций. Французская революция конца XVIII в. осталась классическим образцом наиболее завершенной буржуазно-демократической революции.

Французская революция произошла почти на полтора столетия позже английской. Если в Англии буржуазия выступала против королевской власти в союзе с новым дворянством, то во Франции она выступала против короля и дворянства, опираясь на широкие плебейские массы города и крестьянства.

Обострение противоречий в стране вы­звало размежевание политических сил. В 1791 г. во Франции ак­тивно выступали три группировки:

фельяны - представители крупной конституционно-монархической буржуазии и либераль­ного дворянства; Представители: Лафайет, Сиейес, Барнав и братья Ламет. Несколько представителей течения были министрами Франции в период конституционной монархии. В целом политика фельянов была консервативной и имела целью предотвратить дальнейшие революционные преобразования. После свержения монархии 9-10 августа 1792 группировка фельянов была разогнана якобинцами, обвинявшими его членов в предательстве дела революции.

жирондисты - в основном представители про­винциальной торгово-промышленной буржуазии.

Сторонники индивидуальной свободы, поклонники демократической политической теории Руссо, весьма скоро начавшие высказываться в республиканском духе, пламенные защитники революции, которую они желали перенести даже за границы Франции.

якобинцы - представители мелкой и части средней буржуазии, ремесленни­ков и крестьянства, сторонники установления буржуазно-демократической республики

Ход Французской революции 1789 - 1794 гг. условно делится на следующие этапы:

1. Период конституционной монархии (1789-1792). Главная движущая сила - крупная аристократическая буржуазия (представители - маркизы Мирабо и Лафайет), политической властью владеют фельяны. В 1791 г. была принята первая Конституция Франции (1789 г.).

2. Жирондистский период (1792-1793). 10 августа 1792 г. монархия пала, король Людовик XVI и королевская семья были арестованы, к власти пришли жирондисты (название от департамента Жиронда, в котором находится город Бордо, оттуда были многие жирондисты, например Бриссо), провозгласившие Францию республикой. В сентябре 1792 г. взамен предусмотренного отмененной Конституцией 1791 г. Законодательного собрания Франции было созвано новое Учредительное собрание - Национальный конвент. Однако в Конвенте жирондисты оказались в меньшинстве. Также в Конвенте были представлены якобинцы, исповедовавшее более левые взгляды, чем жирондисты, выразители интересов мелкой буржуазии. Большинство в Конвенте составило так называемое «болото», от позиции которого фактически зависела судьба революции.

3. Якобинский период (1793-1794). 31 мая-2 июня 1793 г. власть перешла от жирондистов к якобинцам, устанавливается якобинская диктатура, республика была укреплена. Разработанная якобинцами Конституция Франции так и не была введена в действие.

4. Термидорианский период (1794-1795). В июле 1794 г. в результате термидорианского переворота якобинцы были свергнуты, а их лидеры казнены. Во французской революции обозначился консервативный поворот.

5. Период Директории (1795-1799). В 1795 г. была принята новая Конституция Франции. Конвент был распущен. Учреждена Директория - коллективный глава государства, состоящий из пяти директоров. Директория была свергнута в ноябре 1799 г. в результате брюмерского переворота под руководством генерала Наполеона Бонапарта. Это ознаменовало конец Великой французской буржуазной революции 1789-1799 гг.

Главные итоги Великой французской революции:

1. Она консолидировала и упростила сложное многообразие дореволюционных форм собственности.

2. Земли многих (но не всех) дворян были распроданы крестьянам с рассрочкой на 10 лет мелкими участками (парцеллами).

3. Революция смела все сословные барьеры. Отменила привилегии дворянства и духовенства и ввела равные социальные возможности для всех граждан. Все это способствовало расширению гражданских прав во всех европейских странах, введению конституций в странах, не имевших их ранее.

4. Революция проходила под эгидой представительных выборных органов: Национальное учредительное собрание (1789-1791 гг.), Законодательное собрание (1791-1792 гг.), Конвент (1792-1794 гг.) Это способствовало развитию парламентской демократии, несмотря на последующие откаты.

5. Революция породила новое государственное устройство – парламентскую республику.

6. Гарантом равных прав для всех граждан теперь выступало государство.

7. Была преобразована финансовая система: отменен сословный характер налогов, введен принцип их всеобщности и пропорциональности доходам или имуществу. Провозглашена гласность бюджета.

Еще по теме Особенности французской буржуазной революции XVIII в.: предпосылки, движущие силы, основные политические течения, результаты и историческое значение:

1. Великая французская буржуазная революция (особенности и основные этапы)
2. Особенности и основные этапы английской буржуазной революции XVII в.
3. Особенности и основные этапы американской буржуазной революции.
4. Тема 23. Революция XVIII в. и становление буржуазного государства во Франции»
5. 35 Исторические условия и предпосылки формирования буржуазного типа государства и права:
6. 36 Из истории буржуазного государства в Англии. Английская буржуазная революция:
7. Основные движущие силы, влияющие на политику вузов в Ирландии
8. Краткая историческая справка. Основные течения современной экономической теории
9. Голландская буржуазная революция и образование буржуазного государства в Голландии.
10. 37 Этапы и основные акты Английской буржуазной революции.
11. Французская революция 1789 г.: основные периоды и документы
12. Сущность денег. Возникновение денег как результат длительного исторического развития форм стоимости и основные их характеристики. Особенности товара-эквивалента
13. Основные черты и исторические предпосылки капиталистического хозяйства

- Авторское право - Адвокатура - Административное право - Административный процесс - Антимонопольно-конкурентное право - Арбитражный (хозяйственный) процесс - Аудит - Банковская система - Банковское право - Бизнес - Бухгалтерский учет - Вещное право - Государственное право и управление - Гражданское право и процесс - Денежное обращение, финансы и кредит - Деньги - Дипломатическое и консульское право - Договорное право - Жилищное право - Земельное право - Избирательное право - Инвестиционное право - Информационное право - Исполнительное производство - История государства и права -

Тони Рокки

«Слишком рано говорить», ответил первый китайский премьер Чжоу Эньлай на вопрос о значении французской революции.

Можно констатировать, что нам тоже слишком рано говорить что-либо о значении русской революции? 2017 год - столетие русской революции. Эта тема породит много дискуссий, споров, конференций, издания многих книг и статьей. К концу года, будем больше понимать о значении революции или мы должны признаться в том, что перед нами огромная работа, которая заключается в исследовании и осмыслении всех сложностей русской революции?

Вопрос о значении русской революции занимают особое место в моих размышлениях. На протяжении 44 лет, живя в Канаде, я изучаю предреволюционную историю Российской империи: от отмены крепостного права в 1861 г. до свержения царя Николая II и Февральской революции в 1917 г. Также занимаюсь изучением периода от Февральской революции до Октябрьской революции и гражданской войны. Почти 40 лет назад, я написал свою магистерскую диссертацию о судебной реформе 1864 г. и о политических процессах народников и народовольцев. Были времена, когда я хотел бросить свои исследования, но не смог оторваться от изучения одного из самых сложных периодов в общеевропейской истории.

За последние три года, благодаря встречам с новыми российскими и европейскими друзьями и коллегами в соцсетях, я начал с новой силой глубоко изучать этот период и его место в общеевропейской истории. В октябре 2016 г., я прочитал в одном венском научном институте лекцию о политическом терроризме в Российской империи. Слушатели узнали, что многие события и течения в предреволюционной России предшествовали различным событиям и течениям в современной Европе и потому тема лекции имеет огромную актуальность. Продолжаю свои исследования по терроризму, но в настоящее время главная тема исследуемого периода «движение черносотенцев в Российской империи». Также изучаю другие политические и общественные течения, в том числе национальные и религиозные.

Этот цикл статей опыт по компаративистике. Я применяю сравнительный подход для того, чтобы определить значение русской революции в общеевропейской истории революций и контрреволюций. Сравнительный подход не уменьшает значение и уникальность русской революции. Наоборот, он помогает нам глубже проследить элементы преемственности и перемен, сходств и различий между революциями и контрреволюциями, начиная с французской революции.

Сравнение французской и русской революций имело определенное влияние на ход событий между февралем и октябрём в России. Ведь французская революция была образцовой для русских революционеров. Они часто видели события своей революции сквозь призму французской революции. Русских революционеров в 1917 г. преследовали воспоминания о контрреволюции. Страх неизбежного повторения этого явления в России. Парадоксально, но относительно легкое свержение царского режима наводило революционеров на мысль о том, что возможность контрреволюции была почти закономерной.

Конечно, русские революционеры боялись реставрации романовской династии. Перед ними всплывали воспоминания о неудачном вареннском побеге Людовика XVI и Марии-Антуанетты в 1791 г. Вот почему они приняли суровые меры против Николая и Александры, чтобы предотвратить повторение вареннского побега.

Призрак крестьянской контрреволюции в России беспокоил русских социалистов, когда они воспоминали крестьянское восстание в департаменте Вандея в 1793-1794 гг. Под руководством дворян, вандейские крестьяне подняли восстание за короля и церковь, убив многих сторонников революции. В России, по мнениям революционеров, было возможно повторение «русской Вандеи» на землях донских и кубанских казаков.

Русские революционеры вспоминали, что Наполеон Бонапарт положил конец французской революции. Им было нетрудно предположить, что генерал Лавр Корнилов был похож на «Наполеона русской земли». Сравнение с французской революцией продолжалось среди советских коммунистов после конца Гражданской войны.

Владимир Ленин провозгласил в марте 1921 г. Новую экономическую политику (НЭП) с восстановлением частной собственности и предпринимательства. Для многих советских коммунистов НЭП был советским вариантом Термидора (месяц в 1794 г., когда Максимилиан Робеспьер и его якобинские товарищи были свергнуты и казнены своими оппонентами). Слово «термидор» стало синонимом отхода от революционных принципов и измены революции. Вполне понятно, почему многие коммунисты видели в первой пятилетке и коллективизации возможность закончить то, что они начали в 1917 г.

Итак, русские революционеры делали сравнения с французской революцией и февральской революцией вплоть до конца НЭПа. Однако, в научных исследованиях по сравнительному подходу не могло быть речи при советском режиме. Даже названия "Великая французская буржуазная революция" и "Великая октябрьская социалистическая революция" исключила возможность прослеживать элементы преемственности и сходств. Между буржуазной и социалистической революцией могли существовать только перемены и различия. Даже в массивном коллективном труде, посвященном столетию европейских революций 1848-1849 годах, авторы не дали даже маленькой положительной оценки революциям. Авторы обвиняли буржуазию и мелкую буржуазию в измене революции и подчеркнули, что только Великая октябрьская социалистическая революция, под руководством ленинской-сталинской партии большевиков могла принести освобождение трудовому народу.

С тридцатых годов некоторые западные историки занимаются сравнительным подходом к изучению европейских революций. Этот подход иногда дискуссионный, потому что некоторые историки критикуют сторонников подхода за упрощение, игнорирование уникальных факторов или уменьшение значения великих революций (особенно французской революции). Первое крупное исследование по сравнительному подходу вышло из-под пера гарвардского историка Крейна Бринтона в 1938 г. Исследование «Анатомия революции» (Anatomy of a Revolution) переиздавалось несколько раз и стало университетским учебником. Бринтон дал сравнительный анализ четырех революций - английской (чаще называется английской гражданской войной), американской (война за независимость), французской и русской.

Бринтон определил эти четыре революции как демократические и народные революции большинства населения против меньшинства. По мнению историка, эти революции привели к формированию новых революционных правительств. Американский историк констатировал, что все эти революции прошли через определенные этапы развития:

1. Кризис старого режима: свойственные политические и экономические недостатки правительств; отчуждение и отступление интеллектуалов от власти (например, интеллигенция в Российской империи); классовые конфликты; формирование коалиций недовольных элементов; неумелая правящая элита теряет уверенность в себе управлять. Как писал Владимир Ленин: «Революционная ситуация наступает, когда массы не только не хотят жить больше по-старому, но и когда правящие классы больше не могут управлять по-старому»;

2. Власть умеренных элементов и возникновение разногласий среди умеренных. Их неспособность управлять страной (либералы в первые годы после французской революции в России после февральской революции);

3. Власть экстремистских элементов (якобинцы во Франции и большевики в России);

4. Царство террора и добродетели . Сочетают насилие против реальных и мнимых оппонентов и созидание новой морали;

5. Термидор или охлаждение революционной лихорадки (во Франции - Директория, Консулат и Империя Наполеона; в России - НЭП).

Можно спорить во многом со Бринтоном в выборе революций для сравнения, за недостаточное внимание к особенностям каждой революции. Он старался прослеживать элементы преемственности и перемен, элементы сходств и различий в революциях.

Детальный сравнительный подход, в более кратком периоде, на протяжении многих лет разрабатывали американский историк Роберт Палмер и французский историк Жак Годешо. Они изучали революции в Европе и Америке от 1760 до 1800 гг. и пришли к выводу, что эти революции имели так много сходств, что можно говорить о "веке демократической революции" или об "атлантической революции" (революции имели место в Европе и в Америках). Концепция Палмера и Годешо о всеобщей волне революций в конце XVIII века получила название "тезис Палмера-Годешо".

Для Палмера и Годешо, революции конца XVIII века были демократическими революциями, но не в современном понимании демократии. Особенно если речь идет о всеобщем избирательском праве. Эти революции начались как движения с более широким участием представителей общества в правлении страны. Обычными формами правления везде в Европе были монархии от конституционной до абсолютистской. Сотрудничали с монархами разные корпоративные институты такие, как парламенты и собрания сословных представителей. Все эти законодательные институты были замкнутыми организациями потомственных элит. Сторонники перемен выступали за более широкое участие представителей общества в законодательных институтах. Смягчение или упразднение сословных привилегий обычно рассматривалось как преображение прав участия в делах страны.

Итак, лица, которые были отстранены от участия во власти хотели строить политическую жизнь по-новому. Сторонники перемен часто были из средних слоев, но называть эти революции "буржуазными" как нужный этап в развитии капитализма не только упрощенно, но и антиисторично. (Можно сомневаться в существовании буржуазии как класса с полным классовым сознанием в этом периоде особенно при раннем этапе промышленной революции). Политическое брожение часто начиналось среди дворянства особенно при попытках абсолютистских монархов ограничить дворянские сословные привилегии. Французская революция началась как восстание дворянского сословия против централизации и ограничений привилегий. Явление вполне закономерно потому что дворянство был руководящим политическом классом во всех европейских странах.

Тони Рокки - магистр в области исторических наук (Торонто, Канада), специально для

Две крупнейшие по воздействию на мир революции поразительно мало подвергались сравнительному изучению. В советскую эпоху это затруднял идеологический фактор, проводивший резкую грань между «буржуазной» и «социалистической» революциями, а в условиях современной России - неразработанность сравнительно-исторических исследований и произошедшее за последние два десятилетия (но все еще незавершенное) переосмысление самого феномена революций. Особенно резкому, полярному пересмотру подверглась Октябрьская революция, но и во французской историографии уже к 1970-м гг. были опровергнуты многие ключевые положения классической социальной теории революции 1789 г., интерпретировавшие ее в привычных терминах «феодализм», «капитализм» и т.д. Революцию стали рассматривать с точки зрения прав и свобод человека, изменений в менталитете и т.д., причем «встраивая» ее в длительный исторический контекст (1).

В результате уже на подступах к сопоставлению Октябрьской и Французской революций встает масса вопросов. Неясно даже, применимы ли к ним термины «социалистическая», «буржуазная», «великая»; с чем именно сравнивать Французскую революцию - непосредственно с Октябрьской; с Февральской и Октябрьской или же с Февральской, Октябрьской революциями и Гражданской войной, все чаще объединяемых исследователями в единую «Российскую революцию»? (Отдельные французские историки: Ж. Лефевр, Э. Лабрусс, М. Булуазо, напротив, выделяли в Великой французской революции несколько революций, содержательно или хронологически.)

Не пытаясь в рамках небольшой по объему статьи охватить всю гамму проблем, попробуем наметить лишь некоторые принципиальные моменты, объединявшие и различавшие Французскую и Октябрьскую революции. Это помогло бы нам прорваться сквозь бытующие еще схоластические схемы и приблизиться к пониманию феномена революций.

Несмотря на 128 лет, разделявших события 1789 и 1917 гг. и на очевидный контраст природно-климатических, социокультурных и иных условий Франции и России, многие факторы, вызвавшие к жизни и действовавшие в ходе рассматриваемых революций, были в той или иной мере схожими. Это объяснялось не только могучим воздействием французского опыта (в той или иной мере он использовался почти всеми политическими силами). Большевики считали себя последователями якобинцев. Огромная часть российской революционной лексики («Временное правительство», «Учредительное собрание», «комиссар», «декрет», «трибунал», «белые» и «красные» и т.д.) вела происхождение от Французской революции. Обвинения в якобинстве и, напротив, апелляции к опыту якобинцев, опасения или надежды, связанные с «вандеей», «термидором», «бонапартизмом» и т.п., стали у нас одними из наиболее распространенных сюжетов политических дискуссий (2).

И Французская, и Октябрьская революции знаменовали важный (хотя и далеко не столь самодовлеющий, как представлялось ранее) шаг на пути перехода от традиционного аграрного общества к индустриальному и были связаны с противоречиями, возникавшими между ними, а в какой-то мере - и внутри зарождавшегося индустриального общества (если пользоваться привычным, идеологизированным термином - внутри капитализма).

Крупные европейские революции, как выявили за последнее время экономисты, происходили на сходной стадии экономического развития, когда валовой внутренний продукт на душу населения составлял от 1200 до 1500 долл. Во Франции он оценивался примерно в 1218, а в России - 1488 долл. (3)

При этом в предреволюционный период обе страны демонстрировали чрезвычайно высокий экономический рост. Вопреки стереотипам, Франция в XVIII в. развивалась заметно быстрее, чем Англия, ее экономика была крупнейшей в мире, по объему ВНП вдвое превосходившей английскую (4). Россия же с пореформенных времен по темпам экономического роста опережала все европейские державы.

Накануне революций обе страны испытали существенное ухудшение экономического положения из-за неурожая 1788 г. и Первой мировой войны. Однако отнюдь не тяжелое положение масс стало главным фактором революций. Во Франции XVIII в. уровень налогообложения был вдвое ниже, чем в Великобритании, а в России 1914-1916 гг., несмотря на хозяйственные трудности, перебои в продовольственном снабжении городов, в целом продолжался рост производства, и положение масс было существенно лучше, чем в воевавшей с ней Германии. А. де Токвиль, давно подметивший, что «к революциям не всегда приводит только ухудшение условий жизни народа» (5), оказался прав.

В предреволюционный период Франция и Россия переживали демографический взрыв, вызванный прежде всего снижением смертности. Численность населения Франции за 1715-1789 гг. выросла более чем в 1,6 раза - с 16 до 26 млн. человек, а численность населения России за 1858-1914 гг. - в 2,3 раза, с 74,5 мдн. до 168,9 млн. человек (без Польши и Финляндии оно составляло 153,5 млн.) (6). Это способствовало как быстрому экономическому росту, так и усилению социальной напряженности, особенно в деревне, где жило более 4/5 населения обеих стран. Доля горожан также примерно совпадала: во Франции в 1800 г. она составляла 13%, в России к 1914 г. - 15%. По грамотности населения (40%) наша страна к 1913 г. примерно соответствовала Франции 1785 г. (37%) (7).

Социальная структура России начала XX в., как и Франции XVIII в. (хотя и в большей степени), носила переходный - от сословной к классовой - характер. Сословное деление уже подверглось заметной эрозии, а процесс формирования классов еще не завершился. Дробность и неустойчивость социальной структуры стали одним из факторов революционных потрясений. Другим общим фактором, повышавшим мобильность населения, стала замена традиционных больших (составных) семей на малые (8).

Во Франции XVIII в. и в России начала XX в. падала религиозность населения и влияние церкви, находившейся в тесной связи с государственной властью (9). Отмена Временным правительством в России обязательного причастия для солдат привела к уменьшению доли причащавшихся со 100 до 10% и ниже. Столь масштабное падение религиозности отразило кризис традиционного сознания и облегчило распространение политических идеологий.

Одной из особенностей исторического развития России с XVIII в. считался социокультурный раскол «низов» и «верхов» общества, который сыграл важнейшую роль в 1917 г. Однако и некоторые современные французские историки (Р. Мюшамбле, Р. Шартье, Д. Рош) отметили наличие в их стране перед революцией «двух культурных полюсов», «двух культур» и даже «двух Франций».

Приблизительное сходство ряда ключевых черт развития предреволюционных Франции и России не случайно. Преобладание крестьянства служило необходимым фактором для развертывания широкого «антифеодального» движения, поскольку в деревне и коренились многие структуры традиционного общества. В то же время наличие уже заметной доли городского населения обеспечивало руководство этим движением, его относительно новую, по сравнению с крестьянскими войнами Средневековья, направленность и некоторую организованность. Демографический взрыв, размывание сословных перегородок; формирование классов, новых социальных групп, стремившихся к собственности и власти; появление значительной, хотя еще и не преобладающей, доли грамотного населения; переход от патриархальных семей к малым и падение роли религии - все это являлось необходимыми условиями ломки традиционных стереотипов массового сознания и вовлечения значительной части народа в политический процесс.

Предреволюционные Францию и Россию сближала невиданная по европейским меркам мощь монархической власти (во многом и определившая силу революционного взрыва), а в развитии событий, хода революций можно отметить решающую роль столиц. («Политическое преобладание столицы над остальной частью государства обусловлено не ее положением, не величиной, не богатством, но единственно природой государственного правления», - отмечал Токвиль.).

Важнейшим революционизирующим фактором, порожденным десакрализацией массового сознания, ростом образования и социальной мобильности населения Франции и России, а также действиями властей, являлась дискредитация монархов, а отсюда в значительной мере - и института монархии. Когда в 1744 г. Людовик XV заболел, за его здоровье в соборе Парижской Богоматери было заказано 6 тыс. месс, а когда он умирал, в 1774 г. - всего 3 мессы (10). Людовик XVI и Николай II оказались слабыми -для столь бурных эпох - правителями. Оба они пытались провести назревшие реформы (Тюрго, Калонна и Неккера во Франции, Витте и Столыпина - в России), но, столкнувшись с сопротивлением правящей элиты, по большей части не смогли их осуществить или завершить. Поддаваясь давлению, они шли на уступки, но порой пытались отыграть их обратно, а в целом - проводили противоречивый, колеблющийся курс, лишь дразнивший революционизированные массы. «Отделенные друг от друга пятью четвертями столетия царь и король представляются в известные моменты двумя актерами, выполняющими одну и ту же роль», - подметил Л.Д. Троцкий в «Истории русской революции».

Оба монарха имели непопулярных в обществе жен-иностранок. «Королевы выше своих королей не только физическим ростом, но и моральным, - писал Троцкий. - Мария Антуанетта менее набожна, чем Александра Федоровна, и, в отличие от последней, горячо предана удовольствиям. Но обе одинаково презирали народ, не выносили мысли об уступках, одинаково не доверяли мужеству своих мужей». Австрийское и германское происхождение королевы и царицы в условиях войны с их родными странами служило для масс раздражающим фактором, провоцируя слухи об измене и еще более дискредитируя монархии.

Обе революции начинались сравнительно малокровно, прошли поначалу период двоевластия, но претерпели стремительную радикализацию. («Самое поразительное во Французской революции, - удивлялся Ж. де Местр, - увлекающая за собой ее мощь, которая устраняет все препятствия».) По широте вовлеченности масс, а отсюда по своему радикализму и кровопролитности, по светскости, а в той или иной мере и антирелигиозности идеологий, четкой социальной направленности и мессианству, по влиянию на мир Октябрьская и Французская революции близки, как никакие другие.

Порой прослеживаются едва ли не буквальные аналогии, вплоть до хождения народа с прошениями к своим монархам. Во Франции это произошло за 14 лет до революции - 2 мая 1775 г., а в России - за 12 лет, 9 января 1905 г. Хотя король соблаговолил выйти на балкон Версальского замка, а царя в Зимнем дворце не было, обе попытки подачи жалобы оказались неудачными и вызвали репрессии: во Франции - повешение двух людей из толпы, в России - расстрел демонстраций. Не менее примечательно и совпадение ключевых мифов, символов этих революций, каковыми стали «штурмы» Бастилии 14 июля 1789 г. и Зимнего дворца 25-26 октября 1917 г. На деле они были вовсе не героическими сражениями, а шумными, но малокровными (особенно для нападающих) захватами объектов, которые всерьез и не сопротивлялись.

Падение монархий во Франции и России не предотвратило дальнейшей радикализации революций, напротив, дало им мощный импульс, который в итоге привел к власти якобинцев и большевиков и послужил развертыванию невиданного по массовости террора. Число его жертв во Франции, по последним оценкам, превысило 40 тыс. человек, а вместе с жертвами развернувшейся в Вандее и других районах гражданской войны составило от 200 до 300 тыс. человек, - примерно 1% населения страны (11). Сколько-нибудь полных данных об общем количестве жертв революционного террора в России нет, а имеющиеся - отрывочны и противоречивы. Но известно, что потери населения в ходе Октябрьской революции и Гражданской войны 1917-1922 гг. составили от 12,7 до 15 млн. человек (из них 2 млн. - эмигрировали); таким образом, каждый десятый-двенадцатый человек погиб или же вынужден был покинуть страну. Безвозвратные потери России в Первой мировой войне (1914-1917) - 3-4 млн. человек - были примерно в 4 раза меньше. Даже потери всех 38 стран-участниц войны, представлявших 3/4 населения земного шара, составляли 10 млн. человек, т.е. существенно уступали потерям одной лишь России в Гражданской войне!

Страшная цена революций, их тяжелейшие последствия этим не исчерпываются. Широкие демократические права и политическую стабильность Франция обрела лишь после еще двух революций и потрясений, связанных с проигранной войной с Пруссией и недолгой, но кровавой историей Парижской коммуны, - более чем через 70 лет после завершения Великой революции.

Только в период Третьей республики, после завершения промышленного переворота и создания индустриального общества (объем промышленной продукции превысил объем сельскохозяйственного производства во Франции в середине 1880-х гг.) революционные потрясения ушли в прошлое.

Хотя в перспективе Французская революция и дала толчок промышленному перевороту (он начался в последние годы XVIII в.), небывалые революционные потрясения и полтора десятилетия опустошительных наполеоновских войн (12) подорвали экономику Франции и ее положение в мире. Соперничавшая с английской и превосходившая ее по своим масштабам французская экономика в XIX столетии с легкостью уступила ей первенство (13), а затем «пропустила вперед» и США, и Германию, и царскую Россию.

Последствия Октябрьской революции, включавшие не только Гражданскую войну, но и массовую коллективизацию, а также непосредственные политические репрессии, даже по самым консервативным оценкам дали около 20 млн. погибших (и это не считая 27 млн. павших в Великой Отечественной войне). Более того, 74-летний социалистический эксперимент, ради которого и приносились эти жертвы, потерпел крах и привел к распаду СССР. В итоге в начале XXI в. страна занимает худшие позиции в мире, чем в начале XX в. (14)

Тогда российская экономика была 4-й в мире, в 2005 г. (по размеру ВВП) - лишь 15-й, а с учетом паритета покупательной способности валюты - 10-й. По уровню демократических свобод, эффективности госаппарата и коррупции наша страна находится в числе развивающихся стран, и не в начале их списка. Уже с середины 1960-х гг. прекратились снижение смертности и рост продолжительности жизни, а с 1990-х гг. население России неумолимо сокращается.

Беспрецедентно катастрофические последствия Октябрьской революции и начатого ею социалистического эксперимента привлекают повышенное внимание к ее отличительным особенностям.

Французская революция, как и другие европейские революции, была направлена против структур и отношений традиционного общества («пережитков феодализма»). В Октябрьской революции если и решались поначалу отдельные общедемократические задачи (законодательная отмена сословий, отделение государства от церкви, раздел помещичьих земель), то лишь «попутно». В итоге же революция привела к фактическому уничтожению демократических свобод и воспроизводству - в модернизированном, индустриальном виде - многих характеристик традиционного общества. Уравнительные, социалистические тенденции, которые лишь намеком проявлялись во Французской революции у якобинцев, «бешеных», несколько больше - у К. Фоше, членов «Социального кружка» и «Заговора равных» Бабефа, в Октябрьской революции получили доминирующее значение.

Французская революция, исходя из идей Просвещения, принципа «общей воли», акцентировала общенациональные задачи. Ее манифестом стала «Декларация прав и свобод гражданина», в которой частная собственность объявлялась священной и неприкосновенной, и подчеркивалось: «люди рождены и живут свободными и равными перед законом», «источник суверенитета зиждется, по существу, в нации. Никакая корпорация, никакой индивид не могут располагать властью, которая не исходит явно из этого источника». Революция вызвала патриотический подъем, слово «патриот» стало синонимом слова «революционер». В результате революции сложилась французская нация.

Октябрьская революция, выросшая из Перовой мировой войны (которую большевики встретили лозунгом «поражения в войне собственного правительства», а завершили - унизительным, «похабным», по признанию Ленина, сепаратным миром), а также из интернационалистской марксистской идеологии, напротив, презрела патриотические, общие цели и сделала акцент на частных, «классовых» задачах и переделе собственности. Манифестом революции стала Декларация прав не гражданина, а лишь «трудящегося и эксплуатируемого народа», провозгласившая диктатуру пролетариата (т.е. явного меньшинства) и включенная по французскому примеру в Конституцию РСФСР 1918 г. Объяснения большевиков, что трудящиеся - это подавляющая часть населения, оказались лишь ширмой для дальнейшего «членения» народа по степени «классовой чистоты» и «сознательности», а в итоге - для утверждения тоталитарного режима. Российское общенациональное сознание не сложилось до сих пор.

В событийном, «технологическом» плане такой результат стал возможен не потому, что Октябрь 1917 г., в отличие от 1789 г., целенаправленно подготавливался партией большевиков. Пройдя, как и Французская революция, различные стадии, Октябрьская не завершилась «термидором». Большевики лишь временно пошли на частичную «самотермидоризацию» в годы нэпа, которая позволила им выжить, а затем перейти в новое наступление. (Отчасти запоздалым «термидором» можно считать события 1991 г., приведшие к краху социализма и СССР.)

Сущностные отличия Октября в значительной мере определялись тем, что эта революция произошла после промышленного переворота. Поэтому Россия к 1917 г. имела более развитую индустрию и рабочий класс (пусть и не до конца еще сформированный)15, гораздо более высокую концентрацию производства и даже его частичную монополизацию. Последнее - в сочетании с усилением госрегулирования в Первую мировую войну - существенно облегчило установление государственного контроля над экономикой и переход к новой социально-экономической модели. К началу XX в. успело получить популярность и идеологическое детище промышленного переворота - марксизм, теоретически обосновавший подобный переход.

Кроме того, в отличие от Франции конца XVIII в., Россия вступила в 1917 г., уже имея опыт революции (1905-1907), признанных революционных лидеров и «проверенные в деле» радикальные партии. Разнообразные социалистические партии, чья идеология оказалась близка традиционному массовому сознанию, занимали непропорционально большое место в партийной системе. Уже после Февраля 1917 г. они господствовали на политической арене, а на выборах в Учредительное собрание впервые в мире получили более 4/5 голосов (16).

Разгадка Октября 1917г. кроется, прежде всего, в уникальной «пропорции», в сочетании противоречий ранней модернизации и вызревавшего индустриального общества, осложненных кризисом российской империи и в особенности Первой мировой войной, оказавшей тотальное влияние на все сферы общества и массовое сознание.

К тому же переход от традиционного общества к индустриальному начался у нас с качественно иной, чем во Франции, «исходной базы» - предшествующего исторического пути, на котором, как известно, было 240-летнее монголо-татарское завоевание, крепостное право, самодержавие, «служилое государство», православие, но не было ни свободных городов (по крайней мере, с XV в.) и бюргерства, ни сильных традиций писаного права и парламентаризма (если не считать специфического и недолговечного опыта Земских соборов), ни Возрождения. Потому объективно трудный, болезненный процесс индустриальной модернизации протекал у нас особенно сложно. Эта модернизация (а соответственно - ломка традиционных структур и стереотипов массового сознания) проходила с беспрецедентной для Европы скоростью, пропуском и перестановкой отдельных фаз.

В результате в России к 1917 г. (т.е. спустя два десятилетия после промышленного переворота) аграрный переворот, в отличие от ведущих держав, завершен не был, более 4/5 населения жило в деревне, где господствовала не частная, а общинная собственность на землю, а сила российской буржуазии существенно уступала уровню экономического развития страны из-за повышенной роли государства и иностранного капитала (составлявшего около 1/3 всего акционерного капитала).

Соединение высококонцентрированной промышленности, молодого, тесно связанного с деревней, но уже обретшего революционные традиции рабочего класса и относительно слабой буржуазии с численно подавляющим общинным крестьянством, с его уравнительным, коллективистским менталитетом, ненавистью к «барам» и огромными маргинальными слоями (вследствие скорости модернизационных процессов и мировой войны) и создало ту гремучую смесь, взрыв которой - сдетонированный войной, слабостью, дискредитацией власти, а затем и начавшимся распадом империи - «запустил» русскую революцию гораздо дальше, чем европейские.

Поначалу казалось, что по своему значению, влиянию на мировые процессы Октябрьская революция затмевает Французскую. Но к концу XX столетия стало очевидным, что Французская революция, несмотря на ее кровавую трансформацию и непозволительно высокую цену, объективно дала толчок смене традиционных обществ на индустриальные. Октябрьская революция, напротив, перечеркнула ее позитивные последствия в России, а затем и в ряде других стран, попавших в орбиту СССР, открыв скорее не новую эру, а, по выражению Н.А. Бердяева, «новое Средневековье». Социализм, объективно послуживший альтернативным капитализму путем формирования индустриального общества, показал тупиковость этого пути. (То, что это был именно социализм, сомнений не вызывает - основные признаки социализма: уничтожение частной собственности, власть «пролетарской партии» и другие были налицо.)

Таким образом, если к Октябрьской революции применим термин «социалистическая», то понятие «буржуазная» применительно к Французской революции может использоваться лишь в узком, специфическом смысле. Можно ли называть эти революции великими, зависит от шкалы ценностей: стоят ли во главе нее человеческая жизнь или абстрактные «тенденции», или «закономерности». Тем не менее по масштабам своего влияния на общество и мир эти революции заслужили название «великих».

Исторические параллели всегда поучительны: они уясняют настоящее, дают возможность предвидеть будущее, помогают выбрать правильную политическую линию. Надо только помнить, что следует указать и объяснить не только сходства, но и различия.

Нет вообще более нелепого и противоречащего истине, действительности выражения, чем то, которое гласит "история не повторяется". История повторяется так же часто, как и природа, повторяется слишком даже часто, почти до скуки. Конечно, повторяемость не означает тожества, но ведь тожества не бывает и в природе.

Наша революция во многом сходна с великой французской революцией, но она не тожественна с ней. И это прежде всего заметно, если обратить внимание на происхождение обеих революций.

Французская революция произошла рано - на заре развития промышленного капитализма, машинной индустрии. Поэтому, будучи направлена против дворянского абсолютизма, она ознаменовалась переходом власти из рук дворянства в руки торговой, промышленной и сельскохозяйственной буржуазии, причем видную роль в процессе образования этой новой буржуазии сыграло распыление старой дворянской крупной собственности, главным образом дворянского землевладения, и ограбление старой буржуазии, чисто торговой и ростовщической, сумевшей и успевшей приспособиться к старому режиму и вместе с ним погибшей, поскольку отдельные ее элементы не переродились в буржуазию новую, как то же самое случилось и с отдельными элементами дворянства. Именно, распыление собственности - земельной, домовладельческой и движимой - создало возможность быстрой капиталистической концентрации и сделало Францию буржуазно-капиталистической страной.

Наш абсолютизм оказался гораздо более гибким, более способным к приспособлению. Конечно, здесь помогли общие экономические условия, в значительной мере имевшие мировой масштаб и размах. Русский промышленный капитализм стал зарождаться тогда, когда в передовых странах Запада - Англии и Франции - развитие капиталистической индустрии было уже настолько мощным, что заметны стали первые проявления империализма, и в отношении нашей отсталой страны это сказалось в том, что падающее дворянское самодержавие и подгнивающая его социальная опора нашли поддержку в заграничном финансовом капитале. Крепостническое хозяйство, даже после формальной отмены крепостного права, сохранилось надолго вследствие сельскохозяйственного кризиса, постигшего весь старый свет и прежде всего Европу западную и восточную с приливом дешевого заокеанско-американского, автралийского, южно-африканского хлеба. Наконец, отечественный и промышленный капитализм в значительной мере находил поддержку и питание своим грубо-хищническим аппетитам в гибкой политике самодержавия. Два крупных факта особенно свидетельствуют об этой гибкости: отмена крепостного права, укрепившая отчасти царистские иллюзии в крестьянстве и сдружившая с самодержавием буржуазию, и промышленная, железнодорожная и финансовая политика Рейтерна, в особенности Витте, скрепившая содружество буржуазии и самодержавия еще на несколько десятилетий, причем это содружество было лишь временно поколеблено в 1905 году.

Таким образом, ясно, что и тут и там - и у нас, и во Франции - острие оружия и первый его удар были направлены против дворянского самодержавия. Но раннее наступление французской революции и запоздалость нашей - такая глубокая, резкая черта различия, что она не могла не отразиться на характере и группировке движущих сил обеих революций.

Что такое в социальном смысле, в отношении классового состава, представляли собою основные движущие силы великой революции во Франции?

Жирондисты и якобинцы - вот политические, случайные, как известно, по своему происхождению, названия этих сил. Жирондисты - крестьянская и провинциальная Франция. Их господство началось во время революции министерством Ролана, но и после 10 августа 1792 года, когда окончательно рухнула монархия, они удержали власть в своих руках и, возглавляемые фактически Бриссо, отстаивали власть провинции, деревни против преобладания города, особенно Парижа. Якобинцы во главе с Робеспьером настаивали на диктатуре, главным образом, городской демократии. Действуя вместе при посредничестве Дантона, сторонника единения всех революционных сил, и якобинцы, и жирондисты сокрушили монархию и разрешили аграрный вопрос, продав по дешевке конфискованные земли духовенства и дворянства в руки крестьян и отчасти городской буржуазии. По преобладающему составу обе партии были мелкобуржуазны, причем крестьянство больше тяготело, естественно, к жирондистам, а городская мелкая буржуазия, особенно столичная, была под влиянием якобинцев; к якобинцам же примыкали и сравнительно немногочисленные тогда во Франции рабочие, составившие крайнее левое крыло этой партии под предводительством сначала Марата, потом, после его убийства Шарлоттой Корде, Гебера и Шомета.

Наша революция, будучи запоздалой, возникнув в условиях большего, чем то было в великую французскую революцию, развития капитализма, именно по этой причине имеет очень сильную пролетарскую левую, мощь которой временно была усилена стремлением крестьян захватить помещичью землю и жаждой "немедленного" мира солдатскою массой, утомленной затянувшейся войной. Но по той же причине, т.е. вследствие запоздалости революции, и противники левых, коммунистов-большевиков, - социал-демократы меньшевики и к ним более или менее близкие группы социал-демократии, а также социалисты-революционеры - были в большей мере пролетарскими и крестьянскими партиями, чем жирондисты. Но при всех различиях, как они ни значительны, ни глубоки, одно общее, большое сходство остается, сохраняется. Оно фактически, может быть, даже против желания борющихся революционных сил и партий, выражается в розни интересов между городской и сельской, деревенской демократией. Большевики на деле представляют собою исключительную диктатуру города, сколько бы они ни твердили о примирении с крестьянином-середняком. Их противники стоят за интересы крестьянства - меньшевики и с-д. вообще по соображениям целесообразности, из твердого убеждения, что пролетариат может победить только в союзе с крестьянством, социалисты-революционеры - принципиально: они - типичная крестьянская, мелкобуржуазная партия во главе с идеологами утопического, но мирного социализма, т.е. представители городской мелкобуржуазной интеллигенции из кающихся дворян отчасти, но в особенности из кающихся разночинцев.

И сходством, и различием происхождения, и движущих сил обеих революций объясняется также их ход.

Мы не будем здесь касаться истории Национального и Законодательного Собраний во Франции конца XVIII в., то была в сущности лишь прелюдия революции, и для наших целей сейчас она имеет лишь второстепенный интерес. Важно здесь то, что сложилось и случилось во Франции после 10 августа 1791 г.

Две грозные опасности стояли тогда перед революцией: угроза внешнего нападения, даже прямые неудачи революционных войск в борьбе с военными силами европейской реакции и контрреволюционное внутреннее движение в Вандее и других местах. Измена главнокомандующего генерала Дюмурье и успехи повстанцев одинаково лили воду на мельницу Робеспьера и якобинцев. Они потребовали диктатуры городской демократии и беспощадного террора. Конвент не посмел противиться натиску парижских рабочих и мелкой столичной буржуазии. Жирондисты сдали позицию в деле короля, и 21 января 1793 г. Людовик XVI был казнен. 29 июня были арестованы и жирондисты, и их ждала также гильотина. Жирондистские восстания на юге и в Нормандии были усмирены. 10 июля 1793 г. Робеспьер встал во главе Комитета общественного спасения. Террор возведен был в систему и стал последовательно и беспощадно проводиться и Комитетом, и комиссарами Конвента.

Объективные задачи, стоявшие перед революцией после 10 июля 1793 года, сводились к устранению внешней опасности, установлению внутреннего порядка, борьбе с дороговизной и хозяйственной разрухой, упорядочению государственного хозяйства, - в первую голову расстроенного выпусками бумажных денег денежного обращения. Внешние нападения были отражены; восстания внутри страны были подавлены. Но оказалось невозможным уничтожить анархию, - она напротив росла, увеличивалась, распространялась все шире. Немыслимо было уменьшить дороговизну, удержать падение цены денег, уменьшить выпуски ассигнаций, прекратить хозяйственную и финансовую разруху. Фабрики работали очень слабо, крестьянство не давало хлеба. Пришлось снаряжать в деревню военные экспедиции, насильственно реквизировавшие хлеб и фураж. Дороговизна дошла до того, что за обед в ресторанах Парижа платили 4000 франков, извозчик за конец получал 1000 франков. С хозяйственной и финансовой разрухой диктатура якобинцев не справилась. Положение городских трудящихся масс стало поэтому невыносимым, парижские рабочие подняли восстание. Восстание было подавлено, и вожди его Гебер и Шометт поплатились за него жизнью.

Но это значило оттолкнуть от себя наиболее активную революционную силу - столичных рабочих. Крестьяне давно уже перешли в стан недовольных. И потому Робеспьер и якобинцы пали под ударами реакции: 8 термидора они были арестованы, а на следующий день 9 термидора (27 июля 1794 г.) Робеспьер умер под ножом гильотины. Фактически революция была кончена. Только реакции и более всего Наполеону удалось справиться с хозяйственной разрухой грубыми средствами: ограблением Европейских стран - прямым, посредством военных реквизиций, конфискаций, грабежей, территориальных захватов, и косвенным - путем введения континентальной блокады, давшей огромные выгоды французской промышленности. Диктатура якобинцев в одном отношении подготовила Наполеону его хозяйственную удачу: она способствовала созданию новой буржуазии, оказавшейся достаточно энергичной, предприимчивой, ловкой, приспособившейся к спекуляции в эпоху дороговизны и потому сменившей старых буржуазных приспешников дворянства и дворянского самодержавия, с времен Кольбера привыкших питаться подачками с барского стола. В том же направлении образования капиталистической буржуазии - только уже не промышленной, а сельскохозяйственной - повлияла и аграрная реформа времен великой революции.

Во многом сходны, при некоторых отличиях, были и объективные задачи нашей революции, сложившиеся и ставшие во весь рост после крушения нашей монархии. Надо было подавить внутренние контрреволюционные силы, сдержать центробежные течения, воспитанные гнетом дворянского царизма, уничтожить дороговизну, финансовую и хозяйственную разруху, решить аграрный вопрос - все сходные задачи. Особенность момента в начале революции заключалась в том, что настала необходимость скорейшей ликвидации империалистической войны: этого не было во Франции конца XVIII века. Была еще одна особенность вследствие запоздалости нашей революции: находясь среди передовых капиталистических стран, вкусив сама плодов от капиталистического древа познания добра и зла, Россия была удобной плодородной почвой для произрастания теории и практики немедленного социализма или коммунизма, социалистического максимализма. И эта почва дала пышные всходы. Этого, естественно, не было или почти не было, если не считать попытки Бабефа и то более поздней - в 1797 г., - в великую революцию во Франции.

Все революции совершались стихийно. Нормальное, обычное, рутинное их течение направлено в сторону обнаружения, выявления массами населения всей их классовой сущности на той ступени социального развития, которая ими достигнута. Попытки сознательного вмешательства в ходе событий наперекор этому обычному течению в русской революции были сделаны, но они не увенчались успехом отчасти по вине тех, кто их делал, отчасти - и главным даже образом - потому, что трудно, почти невозможно преодолеть стихию. Не пришло еще царство свободы, мы живем в царстве необходимости.

И прежде всего стихия, слепой классовый инстинкт оказались всесильными в среде представителей нашей капиталистической буржуазии и ее идеологов. Российский империализм - мечты о Константинополе и проливах и пр. - уродливое явление, вызванное хищнической экономической и финансовой политикой дворянского самодержавия, истощавшей покупательные силы крестьянства и тем сокращавшей внутренний рынок. Но наша капиталистическая буржуазия продолжала за него цепляться и в начале революции и потому всячески мешала и при Милюкове, и при Терещенко мирным стремлениям тех социалистических групп, которые вступили с ней в коалицию. Тот же слепой классовый инстинкт диктовал нашим земским либералам неуступчивость в аграрном вопросе. Наконец, по той же причине торжества классовой стихии нельзя было убедить в необходимости пожертвовать 20-ю миллиардами (4-мя миллиардами золотом) путем установления подоходно-поимущественного чрезвычайного налога, без которого немыслима была борьба с хозяйственной и финансовой разрухой.

Правду сказать, огромное значение этого налога не было как следует понято и социал-демократами, и социалистами-революционерами, вступившими в коалицию с капиталистической буржуазией. Не обнаружено было ими и достаточно энергии и решимости в борьбе за мир. К этому присоединились идеологические споры, мешавшие мыслить демократическую революцию без буржуазии. В общем получилось топтание на месте и во внутренней политике, и во внешней.

Хозяйственный и финансовый вопросы оставались нерешенными, вопрос аграрный висел в воздухе, война длилась и несла поражения. Корнилов сыграл роль Дюмурье, причем неясной в его деле, очень сомнительной осталась роль главы правительства - Керенского.

Все это помогло тем, кто потакал стихии демагогией, - большевикам. В результате получился октябрьский переворот.

Он удался, разумеется, потому, что и рабочие, и солдаты, и даже крестьяне были недовольны политикой или, вернее, бездействием временного правительства. И те, и другие, и третьи после 25 октября 1917 года получили то, чего добивались: рабочие - повышения ставок и синдикалистской организации национализированной промышленности с выбором начальствующих и организаторов самими работающими в данном предприятии, солдаты - скорого мира и такого же синдикалистского устройства армии, крестьяне - декрета о "социализации" земли.

Но большевики потакали стихии, думая ее использовать, как орудие для своих целей - всемирной социалистической революции. Оставляя пока до конца статьи вопрос о видах для осуществления этой цели в международном масштабе, необходимо прежде всего дать себе ясный отчет, к чему это повело внутри России.

Национализация банков разрушила кредит, не дав в то же время правительству аппарата для управления народным хозяйством, ибо наши банки были учреждениями отсталыми, по преимуществу спекулятивными, нуждавшимися в коренной, планомерно задуманной и последовательно осуществленной реформе, чтобы стать действительно орудием правильного регулирования хозяйственной жизни страны.

Национализация фабрик повела к страшному падению их производительности, чему способствовал также синдикалистский принцип, положенный в основу их управления. Синдикалистская организация фабрик на основе выборности администрации от рабочих исключает возможность дисциплины сверху, какого-либо принуждения, исходящего от выборной администрации. Рабочей самодисциплины нет, ибо она развивается лишь при развитом, культурном капитализме в результате длительной классовой борьбы под воздействием и внешним давлением сверху, и, что еще важнее, строгого дисциплинарного контроля со стороны профессиональных союзов, а этого у нас вследствие гнета царизма, преследовавшего профессиональные союзы, не было прежде и нет также теперь, потому что к чему свободные профессиональные союзы, когда насаждается коммунизм? В результате, из производителя прибавочной стоимости пролетариат превратился в класс потребительный, в значительной мере содержимый на счет государства. Поэтому он потерял самостоятельность, оказался в прямой экономической зависимости от власти и главные свои усилия направил на расширение своего потребления - на улучшение и увеличение пайка, на занятие буржуазных квартир, на получение мебели. Значительная часть рабочих пошла в коммунистическую администрацию и подверглась там всем соблазнам, связанным с властным положением. "Социализм потребления", ветхий деньми, давно, казалось, сданный в архив, распустился пышным цветом. У бессознательных элементов пролетариата положением было создано такое грубое понимание социализма: "социализм - это значит собрать все богатства в кучу и разделить поровну". Нетрудно понять, что по существу это та же якобинская эгалитарность, послужившая в свое время базой для образования новой французской капиталистической буржуазии. И объективный результат, поскольку дело ограничивается чисто внутренними русскими отношениями, рисуется таким же, как во Франции. Спекуляция под прикрытием социализации и национализации создает также и в России новую буржуазию.

Та же эгалитарность и с теми же последствиями намечалась и проводилась в деревне. И острая нужда в продовольствии повела к такому же, как во Франции, плану выкачивания хлеба из деревни; начались военные экспедиции, конфискации, реквизиции; потом появились "комитеты бедноты", стали строиться "советские хозяйства" и "сельскохозяйственные коммуны", вследствие чего потеряна была крестьянством уверенность в прочности захваченных ими земельных владений, и если крестьянство еще не окончательно и не везде порвало с советской властью, то здесь помогает лишь безумие контрреволюционных сил, которые при первых же успехах ведут за собой и водворяют помещиков. От насилий в деревне пришлось отказаться, но, во-первых, лишь в теории, - на практике же они продолжаются, - во-вторых, уже поздно: настроение создано, его не разрушишь; нужны реальные гарантии, а их нет.

Наш террор не больше, но и не меньше якобинского. Природа обоих одинакова. И последствия тоже одинаковы. В терроре повинна, конечно, не одна из борющихся сторон, а обе они. Убийства вождей коммунистической партии, массовые расстрелы коммунистов там, где побуждают их противники, истребление сотен и тысяч "заложников", "буржуев", "врагов народа и контрреволюционеров", отвратительные гримасы жизни вроде приветствия раненому вождю, сопровождаемого списком сорока расстрелянных "врагов народа", - все это явления одного порядка. И как нецелесообразен и бессмыслен единичный террор, потому что одно лицо всегда найдет себе смену особенно тогда, когда на деле не вожди руководят массой, а стихия управляет вождями, - так безрезультатен для обеих сторон и террор массовый: "дело прочно, когда под ним струится кровь", и кровью, за него пролитой, оно упрочится. Один солдат как-то убежденно заявил, что французская республика потому и не стала народной, что народ не вырезал всей буржуазии. Этот наивный революционер и не подозревал, что вырезать всю буржуазию нельзя, что на место одной отсеченной у этой стоголовой гидры головы вырастают сто новых голов, и что эти вновь выросшие головы находятся из среды как раз тех, кто занимается их отсечением. Тактически массовый террор - такая же бессмыслица, как и террор единичный.

У советской власти есть новые начинания. Но, поскольку они действительно проводятся в жизнь, напр., в области просвещения, - это делается в подавляющем большинстве случаев не коммунистами, и здесь главная, основная работа вся еще впереди. А затем как много возрождено формализма, канцелярщины, бумагомарания, волокиты! И как ясно здесь видна рука тех многочисленных "попутчиков" из черносотенного стана, которыми так сильно обросла советская власть.

И в результате те же задачи: и внешняя война, и внутренняя, гражданская борьба, и голод, и хозяйственная, и финансовая разруха. И если бы даже удалось прекратить все войны, одержать все победы, - хозяйство и финансы нельзя поправить без посторонней, иностранной помощи: это - черта, отличающая наше положение от французского конца XVIII в. Да ведь и там без заграницы не обошлись: ее только насильственно ограбили, чего теперь сделать нельзя.

Правда, есть международный противовес: революции в Венгрии, Баварии, Германии. Советская власть чает и ожидает мировой, всесветной социалистической революции. Допустим даже, что эти чаяния сбудутся, пусть даже в том самом виде, как они рисуются коммунистическому воображению. Спасет ли это положение у нас в России?

Ответ на этот вопрос несомненен для того, кто знаком с закономерностью хода революций.

В самом деле: во всех революциях в бурный их период сносятся старые и ставятся новые задачи; но осуществление, решение их - дело уже следующего, органического периода, когда новое созидается при помощи всего жизнеспособного и в старых классах, прежде господствовавших. Революция - всегда сложный и длительный процесс. Мы присутствуем при первом акте этой драмы. Пусть он даже еще не миновал, пусть он еще продлится. Тем хуже. В России устали от хозяйственной разрухи. Нет сил более терпеть.

Исход понятен. Пока разгорится (если только разгорится) мировая революция, - наша потухнет. Предотвратить полное крушение, сохранить и упрочить строительство нового можно только союзом всей демократии - городской и сельской. И союз должен быть реально выражен. Ближайшие, неотложные к тому меры - полное невмешательство в вопрос о земле, предоставление крестьянству неограниченной свободы распорядиться землей так, как оно хочет; отказ от реквизиций и конфискаций в деревне; предоставление свободы частному почину в деле снабжения при продолжении и развитии усиленной, деятельной работы и существующего государственного и общественного аппарата по снабжению; закрепление всего этого прямым, равным и тайным голосованием всех трудящихся при выборах в советы и всеми гражданскими свободами; прекращение внутренней и внешней войны и договор о хозяйственной и финансовой поддержке со стороны Соединенных Штатов и Англии.

Тогда и только тогда можно выдержать, претерпеть до конца, продержаться до времени органического строительства нового порядка, вернее - начать это строительство, ибо время к тому приспело, и нет силы, которая бы отвратила начало этого процесса. Весь вопрос в том, в чьих руках будет руль. Надо употребить все усилия, чтобы сохранить его за демократией. Путь к этому один, сейчас указанный. Иначе - неприкрытая реакция.

Николай Александрович Рожков (1868 - 1927) русский историк и политический деятель: член РСДРП (б) с 1905 г., с августа 1917 г. член ЦК партии меньшевиков, с мая по июль 1917 г. - товарищ (заместитель) министра Временного правительства, автор ряда трудов по русской истории, экономике сельского хозяйства России, экономической и социальной истории.

18 век принято считать веком Великой французской революции. Свержение монархии, революционные движение и яркие примеры террора затмили по своей жестокости даже кровавые события Октябрьской революции 1917 года. Французы предпочитают стыдливо умалчивать и всячески романтизировать этот период в собственной истории. французской революции трудно переоценить. Яркий пример того, как самый кровожадный и страшный зверь, рядясь в одеяния Свободы, Равенства и Братства, готов вонзить свои клыки в любого, и имя ему - Революция.

Предпосылки к началу революции: социально-экономический и политический кризис

Вступив на престол в 1774 г., назначает Роберта Тюрго генеральным контролёром финансов, но широкий спектр реформ, предложенных этим политиком, был отклонен. Аристократия усиленно цеплялась за свои привилегии, и все поборы с пошлинами тяжким бременем ложились на плечи третьего сословия, представителей которого во Франции было 90 %.

В 1778 году Тюрго на посту сменяет Нэккер. Он отменяет крепостное право в королевских доменах, пытки на допросах, ограничивает расходы двора, но эти меры были лишь каплей в море. Абсолютизм не давал развиваться назревающим в обществе капиталистическим отношениям. Поэтому смена экономических формаций была лишь вопросом времени. Имел место углубившийся экономический кризис, выражавшийся в росте цен при отсутствии роста производства. Инфляция, больно ударившая по самым малообеспеченным слоям населения, была одним из катализаторов, подстегнувших рост революционных настроений в обществе.

Прекрасный пример показала и война США за независимость, вдохнувшая надежды в революционно настроенных французов. Если говорить о Великой французской революции кратко (и о тех предпосылках, что назрели), то следует отметить и политический кризис во Франции. Аристократия считала себя расположенной между молотом и наковальней - королём и народом. Поэтому яростно блокировала все нововведения, что, по её мнению, угрожали вольностям и преференциям. Король понимал, что необходимо предпринимать хоть что-то: Франция уже не могла жить по-старому.

Созыв Генеральных штатов 5 мая 1789 года

Все три сословия преследовали свои цели и задачи. Король надеялся избежать краха экономики путём реформирования системы налогообложения. Аристократия - сохранить своё положение, реформы ей были явно не нужны. Простой народ, или третье сословие, надеялся, что станут той площадкой, где их требования наконец-то услышат. Лебедь, рак и щука...

Ожесточённые споры и дискуссии благодаря огромной поддержке народа благополучно разрешились в пользу третьего сословия. Из 1200 депутатских мест 610, или большинство, досталось представителям широких народных масс. И уже вскоре им представился случай показать свою политическую силу. 17 июня на манеже для игры в мяч представители народа, воспользовавшись разбродом и шатанием в среде духовенства и аристократии, объявило о создании Национального собрания, поклявшись не расходиться, пока не будет разработана Конституция. Духовенство и часть дворян поддержали их. Третье сословие показало, что с ним необходимо считаться.

Взятие Бастилии

Начало Великой французской революции положило знаковое событие - взятие Бастилии. Французы отмечают этот день как национальный праздник. Что касается историков, их мнения разделились: находятся скептики, считающие, что никакого взятия и не было: гарнизон-де сам добровольно сдался, а всё произошло из-за легкомыслия толпы. Сразу надо прояснить некоторые моменты. Взятие было, и жертвы были. Несколько человек попытались опустить мост, и он придавил этих несчастных. Гарнизон мог оказать сопротивление, у него имелись пушки и опыт. Не хватало провианта, но история знает примеры героических оборон крепостей.

Отталкиваясь от документов, имеем следующее: от министра финансов Нэккера до заместителя коменданта крепости Пюжо все высказывались об упразднении Бастилии, выражая при этом всеобщее мнение. Участь знаменитой крепости-тюрьмы была предрешена - её и так бы снесли. Но история не знает сослагательного наклонения: 14 июля 1789 года произошло взятие Бастилии, и это положило начало Великой французской революции.

Конституционная монархия

Решительность народа Франции заставила правительство пойти на уступки. Муниципалитеты городов преобразовывались в коммуну - независимое революционное правительство. Был принят новый государственный флаг - знаменитый французский триколор. Национальную гвардию возглавил де Лафайет, прославившийся в войне США за независимость. Национальное собрание начало формирование нового правительства и разработку Конституции. 26 августа 1789 года была принята «Декларация прав человека и гражданина» - важнейший документ в истории Великой французской революции. В нём декларировались основные права и свободы новой Франции. Теперь каждый имел право на свободу совести и сопротивление угнетению. Мог открыто выражать своё мнение и быть защищённым от посягательств на частную собственность. Теперь все были равны перед законом и имели равные обязательства перед налогообложением. французской революции выразилось в каждой строчке этого прогрессивного документа. В то время как большинство европейских стран продолжали страдать от социального неравенства, порождённого пережитками Средневековья.

И хотя реформы 1789-1791 гг. многое кардинально изменили, принятие закона о подавлении любого восстания было направлен против бедняков. Также запрещалось объединяться в союзы и проводить стачки. Трудящихся снова обманули.

3 сентября 1891 года была принята новая Конституция. Она давала право голоса лишь ограниченному количеству представителей средних слоёв. Созывалось новое Законодательное собрание, члены которого не могли быть переизбраны. Всё это способствовало радикализации населения и возможности возникновения террора и деспотии.

Угроза внешнего вторжения и падение монархии

Англия боялась, что с принятием передовых экономических реформ влияние Франции усилится, поэтому были брошены все силы для подготовки вторжения Австрии и Пруссии. Патриотически настроенные французы поддержали призыв защитить Родину. Национальная гвардия Франции выступила за смещение власти короля, создание республики и выбор нового национального конвента. Герцог Брауншвейгский издал манифест, в котором изложил свои намерения: вторгнуться во Францию и уничтожить революцию. После того как о нём узнали в Париже, события Великой французской революции стали развиваться стремительно. 10 августа повстанцы отправились в Тюильри и, разгромив швейцарских гвардейцев, арестовали семью короля. Сиятельных особ поместили в крепость Тампль.

Война и её влияние на революцию

Если охарактеризовать Великую французскую революцию кратко, то необходимо отметить, что настроения во французском обществе представляли собой гремучую смесь из подозрительности, страха, недоверия и ожесточённости. Лафайет бежал, пограничная крепость Лонгви сдалась без боя. Начались чистки, аресты и массовые казни по инициативе якобинцев. Большинство в Конвенте составляли жирондисты - они-то и организовали оборону и даже поначалу одерживали победы. Их планы были обширны: от ликвидации Парижской коммуны до захвата Голландии. К тому времени Франция воевала чуть ли не со всей Европой.

Личные споры и дрязги, падение уровня жизни и экономическая блокада - под воздействием этих факторов влияние жирондистов стало угасать, чем и воспользовались якобинцы. Предательство генерала Дюмурье послужило отличным поводом обвинить правительство в пособничестве врагам и отстранить его от власти. Дантон возглавил Комитет общественного спасения - исполнительная власть сосредоточилась в руках якобинцев. Значение Великой французской революции и те идеалы, которые она отстаивала, потеряли всякий смысл. Террор и насилие захлестнули Францию.

Апогей террора

Франция переживала один из самых сложных периодов в собственной истории. Её армия отступала, юго-запад под влиянием жирондистов поднял восстание. Вдобавок активизировались сторонники монархии. Смерть Марата настолько потрясла Робеспьера, что он жаждал только крови.

Комитету общественного спасения переходили функции правительства - волна террора захлестнула Францию. После принятия декрета от 10 июня 1794 года обвиняемые лишались права на защиту. Итоги Великой французской революции во время диктатуры якобинцев - примерно около 35 тыс. погибших и свыше 120 тыс. бежавших в эмиграцию.

Политика террора настолько поглотила её создателей, что республика, став ненавистной, погибла.

Наполеон Бонапарт

Франция была обескровлена гражданской войной, и революция ослабила свой напор и хватку. Все изменилось: теперь гонениям и травле подвергались сами якобинцы. Их клуб был закрыт, а Комитет общественного спасения постепенно потерял власть. Конвент, защищая интересы тех, кто обогатился за годы революции, наоборот, укрепил свои позиции, но и его положение оставалось шатким. Воспользовавшись этим, якобинцы устроили мятеж в мае 1795 года, который хоть и был жёстко подавлен, но это ускорило роспуск Конвента.

Умеренные республиканцы и жирондисты создали Директорию. Франция погрязла в коррупции, разврате и полном падении нравов. Одним из виднейших деятелей Директории был граф Баррас. Он и заметил Наполеона Бонапарта и продвинул его по служебной лестнице, отправив в военные походы.

Народ окончательно разуверился в Директории и её политических лидерах, чем и воспользовался Наполеон. 9 ноября 1799 года был провозглашён режим консульства. Вся исполнительная власть сконцентрировалась в руках первого консула - Наполеона Бонапарта. Функции остальных двух консулов носили только совещательный характер. Революция завершилась.

Плоды революции

Итоги Великой французской революции выразились в смене экономических формаций и изменении социально-экономических отношений. Церковь и аристократия окончательно потеряли своё былое могущество и влияние. Франция встала на экономические рельсы капитализма и прогресса. Её народ, закалённый в боях и невзгодах, обладал самой могущественной боеспособной армией того времени. Значение Великой французской революции велико: в сознании многих европейских народов сформировались идеалы равенства и мечты о свободе. Но в то же самое время имела место и боязнь новых революционных потрясений.